Стратегический энтузиазм несистемной оппозиции состоит в том, чтоб в борьбе с авторитарным режимом очень употреблять имеющиеся университеты – лишь это гарантирует мирный нрав транзита и устойчивость будущей демократии
Политолог Аббас Галлямов опубликовал в собственном блоге очень достойные внимания тезисы выступления на Конгрессе независящих депутатов:
«Политическое предложение в стране носит усеченный нрав. Политики и партии, требующие смены режима, до выборов не допускаются. Участвовать в их дозволяется лишь «системной» оппозиции, которой разрешается критиковать отдельные недочеты, но недозволено добиваться полной смены режима. Граждане, которые желают поменять Путина на кого-либо другого, сталкиваются с тем, что в рамках политической системы они своё желание выразить не могут. Они могут или дать собственный глас «системной» оппозиции, или совершенно не ходить на выборы.
Это и есть основной выбор, который стоит перед сторонниками «несистемной» оппозиции. Голосовать по принципу меньшего зла, либо быть до конца принципным и бойкотировать выборы.
10 годов назад Брукингский институт опубликовал результаты исследования, в процессе которого был проанализирован 171 вариант использования оппозицией стратегии бойкота, имевший пространство в период 1990-2009 годов. Вывод для бойкотирующих неутешительный: в подавляющем большинстве случаев их деяния не только лишь оказались безрезультативными, да и нанесли суровый вред самой оппозиции. Обычно следствием внедрения бойкота становилась маргинализация врагов режима и укрепление позиций правительства. В неких вариантах срабатывали лишь опасности бойкота, но не он сам.
Обычный пример — выборы 1992 года в Ливане. Требовавшие прекращения сирийского вмешательства в политическую жизнь страны местные христианские партии решили бойкотировать выборы. В итоге просирийские силы только закрепили своё господство. Проиранская Хезболла в первый раз была избрана в парламент, совсем институционализировав таковым образом своё политическое воздействие.
Изучая все эти истории, ты понимаешь, что бойкот имеет смысл лишь в сопровождении сильной кампании штатского непослушания. К примеру, в 1996 году в Бангладеш бойкот применялся заодно с уличными протестами и всеобщей стачкой, которая за два денька до выборов фактически парализовала страну. Властям тогда пришлось согласиться на перевыборы по новеньким правилам. Похожие истории случились в 2000 году в Перу, когда фаворит оппозиции отказался участвовать во 2-м раунде президентских выборов, призвав страну выйти на площади; и в 2006-м в Таиланде, когда бойкот в один момент объявленных главой правительства преждевременных выборов сопровождался массивными уличными протестами и привёл к отставке кабинета.
Таковых положительных примеров — 4 процента. Повторюсь, во всех этих вариантах бойкот применялся в композиции с иными способами политической борьбы.
Мне кажется, что голосование за системную оппозицию, допущенную к выборам, — еще наиболее действенный метод обеспечить консульство собственных интересов в органах власти.
Хоть какой более-менее принципиальный политик, избранный при помощи протестного голосования, с наслаждением употребляет настроения избирателей для торга с представителями вертикали. Не постоянно, естественно, но как ощутит ее слабину. Слабину ее он ощутит тогда, когда увидит, что число схожих ему оппозиционеров превысило какую-то критичную массу. Естественно, далековато не любой таковой оппозиционер употребляет доставшийся ему ресурс в интересах собственных избирателей, тем наиболее тех, кто голосовал за него ситуативно. Сначала он будет реализовывать собственные интересы. Но, сочетание интересов избранного политика и интересов его избирателей не является игрой с нулевой суммой, когда победа 1-го автоматом значит поражение другого.
Самое основное состоит в том, что ресурсы системы небезграничны и принужденный торг с огромным количеством «системных» оппозиционных политиков ведёт к их истощению. Система начинает изнашиваться. В этот момент «системная» оппозиция начинает радикализовываться. Довольно вспомянуть, что не так давно КПРФ (Коммунистическая партия Российской Федерации — официально зарегистрированная левая политическая партия в Российской Федерации) проголосовала в Думе против «поправки Терешковой», а потом и призвала к протестному голосованию в процессе кремлевского «референдума». При всем этом в качестве главной предпосылки собственного решения коммунисты окрестили конкретно «обнуление» и «президентский диктат». В этом смысле позиция «системной» КПРФ (Коммунистическая партия Российской Федерации — официально зарегистрированная левая политическая партия в Российской Федерации) фактически не различалась от позиции организовавших кампанию «Нет!» «несистемщиков».
Мировой опыт свидетельствует, что на каком-то шаге конкретно «системная» оппозиция обваливает авторитарный режим. Польская «Солидарность», к примеру, обрушила коммунистическое правительство конкретно опосля того как стала «системной» — шаг, за который конструктивная оппозиция ее сначала очень критиковала.
Можно вспомянуть пример Мексики. Там правившую в протяжении 70 лет Институционально-революционную партию от власти отстранила не новенькая «несистемная» оппозиция из PRD (Partido de la Revolución Democrática), а самые что ни на есть «системные» соперники режима из партии PAN (Partido Acción Nacional). Наслушавшись гадостей о власти в выполнении первой, избиратель массово проголосовал за вторую. Как раз поэтому, что голосовать за режим уже не хотелось, а голосовать за несистемную оппозицию было жутко — она все-же стращает массового избирателя собственной лишней «радикальностью». В таковых ситуациях избиратель в авторитарных странах как раз и выбирает меньшее из всех зол в лице системной оппозиции.
Стратегический энтузиазм несистемной оппозиции состоит в том, чтоб в борьбе с авторитарным режимом очень употреблять имеющиеся университеты. Оно гарантирует мирный нрав транзита и устойчивость будущей демократии. Демократии, которая создаётся путём внеинституциональной — «уличной» — активности обычно бывают наименее устойчивыми и в предстоящем часто вновь скатываются в авторитаризм.»