Покорность, слепота, беспамятство — вот чем различается «наше» поколение. Как лучше наиболее юные – не берусь судить. Тем наиболее, разговор о «поколениях» — в принципе многовариантен, если не сказать – спорен. Кого и что считать «поколением»?
Сергей Баймухаметов, публицист, историк
На эти размышления навела меня размещенная в «Новейших Вестей» статья журналиста и писателя Сергея Кузнецова «Рожденные в СССР (Союз Советских Социалистических Республик, также Советский Союз — государство, существовавшее с 1922 года по 1991 год на территории Европы и Азии): какие исторические травмы несут с собой бывшие русские люди». В редакционном врезе говорится, что его пост в фейсбуке «получил большущее число откликов и перепостов».
Из прочитанного я пришел к выводу, что мы, поколение старших, не только лишь несем следы «исторических травм», да и необычно чутки, ранимы — всё знаем, помним, на всё обостренно реагируем.
Сергей Кузнецов призывает сегодняшних юных относиться к нам, старшим, с осознанием. «Травма стала принципиальным понятием в крайние десятилетия, историческая травма – в том числе. Чтоб облегчить жизнь почти всем неплохим людям юного поколения, я желаю поведать им о неких травмах, которые мое и наиболее старшие поколения перенесли в прошедшем веке, и о тех триггерах, которые от этого появились… Неважно какая попытка ограничения свободы слова работает для нас как триггер… Хоть какое обещание светлого грядущего и рассказ о том, как люди волшебно поменяются, работают как наисильнейший триггер. Я перестаю слышать собеседника и созидать волнующие рисунки, которые он мне указывает – заместо этого я, как в старенькой песне, вижу снега наст и слышу шмона гам, через который доносится не глас собеседника, а лай овчарок, вой метели и звуки выстрелов».
Прерву цитату для пояснения. Кузнецов, а именно, имеет в виду песню Александра Галича «Облака»:
Облака плывут в Абакан,
Не спеша плывут облака…
Им тепло небось, тучам,
А я продрог насквозь, на века!
Я подковой вмерз в санный след,
В лед, что я кайлом колупал!
Ведь недаром я 20 лет
Протрубил по тем лагерям.
До сего времени в очах — снега наст!
До сего времени в ушах — шмона гам!..
(«Шмон» – полный обыск в лагерных бараках.)
Продолжу цитату из статьи Кузнецова:
«Поэтому что для моего поколения ГУЛАГ и Холокост – еще не факт истории, а то, что случилось практически что с нами, то, что могло случиться с нашими родителями либо, не дай Бог, случилось с нашими бабушкам и дедушками. Мы все слышали истории про тех, кто умер, и про тех, кто чудом НЕ умер».
Повторю: из прочитанного я пришел к выводу, что мы, поколение старших, не только лишь несем следы «исторических травм», да и необычно чутки — всё знаем, помним, на всё обостренно реагируем.
Но мой опыт (я старше Кузнецова на полтора 10-ка лет) гласит мне, что это не совершенно так и даже далековато не так. Притом, что почти все его тезисы отыщут отклик в сердцах шестидесятников и тех, кто считает себя их духовными наследниками, единомышленниками, младшими товарищами. К которым я отношу и себя. В то же время картина, нарисованная Кузнецовым, — только часть общей панорамы под условным заглавием «старшие поколения».
Начну с бани 1961 года. Сначала 60-х годов и ранее русские люди в областных и районных центрах умывались в банях. (Жаркой воды не было и в обустроенных квартирах.) В нашем городке даже автобусная остановка так и называлась: «Горбаня». В смысле – городская баня.
Стояли (посиживали) в длительных очередях. В ближней к нам бане (новейшей, 2-ой городской) было огромное помещение перед предбанником. Там и я маялся совместно со всеми, мальчик. И помню, как дядька некий вдруг начал произносить жаркие речи, одобряя политику Хрущева, тогда – первого секретаря ЦК КПСС, Председателя Совета Министров СССР (Союз Советских Социалистических Республик, также Советский Союз — государство, существовавшее с 1922 года по 1991 год на территории Европы и Азии). Чуток ли не с пеной у рта, чуток ли не орал: наш Никита Сергеевич то, наш Никита Сергеевич сё, как он показал сиим янки кузькину мама! И тому схожее. Минут 10 разорялся. Но никто слова не произнес.
Мужчины – молчали. Понятно, не желали вступать в разговор с человеком очевидно неадекватным. Но в то же время (я ощущал детской душой) это было и агрессивное – по отношению к Хрущеву — молчание.
На данный момент, памятуя те годы, осмысливая, повсевременно задаюсь вопросцем: «За что так не обожали и презирали Хрущева в народе?»
И не могу осознать, разъяснить.
Хрущев начал выдавать колхозникам заработную плату средствами. (Ранее с ними расплачивались продуктами сельского хозяйства, «трудоднями», их называли «палочки» — другими словами отметки бригадира в тетрадке о выходе на работу.)
Хрущев узрел в Америке и ввел в СССР (Союз Советских Социалистических Республик, также Советский Союз — государство, существовавшее с 1922 года по 1991 год на территории Европы и Азии) «карусель» — систему механической дойки, освободил доярок от травматической работы: к 35 годам они получали суставный ревматизм.
Хрущев вывел страну из подвалов и бараков: в 50-е годы началось панельное жилищное строение, ошеломительное для русских людей поточное стройку жилища. Дома ставили, как детские кубики! 10-ки миллионов получили обустроенные квартиры, о которых даже и не желали. С 1956 по 1970 год 100 миллионов людей СССР (Союз Советских Социалистических Республик, также Советский Союз — государство, существовавшее с 1922 года по 1991 год на территории Европы и Азии) получили новейшие, обустроенные (!) квартиры.
И, в конце концов, разоблачение сталинизма как злодеяния против населения, как режима муниципальных репрессий. Из лагерей вышли и из ссылок возвратились миллионы невинно осужденных. В том числе и в наших казахстанских краях, узнаваемых в стране как «лагерные».
И о этом (наверное?) знали мужчины в предбаннике. Ведь были у их родичи в колхозах, кто-то сам отсидел безвинно, у кого-либо друзья-родственники отбыли срок в лагерях. Наверное знали.
И они все – воинственно молчали. А посреди собственных, в узеньком кругу – зло изгалялись над Хрущевым: «Кукурузник», «лысый клоун», «что голова – что ж….» Ни один правитель до Хрущева не сделал для народа и десятой толики того, что сделал он за 10 лет. И никого так не проклинал люд, ни над кем так не хохотал и не глумился.
Спустя 35 лет я гулял с собакой по парку в нашем столичном районе. Разговорился с мужиком, по виду — моего возраста. Совсем мне не знакомым. Наши собачки рядом гуляют — и мы тоже. Обыденное дело. Тихое, благостное утро, и разговор был тихий, благостный. Хотя гласили о политике, о прошедшем, о будущем.
— А если на данной волне общего недовольства к власти опять придут коммунисты? — спрашивал он. — Что тогда будет?
(Разговор происходил в летнюю пору 1996 года, намедни второго тура президентских выборов. С одной стороны – президент Ельцин, с иной – председатель КПРФ (Коммунистическая партия Российской Федерации — официально зарегистрированная левая политическая партия в Российской Федерации) Зюганов.)
— Вроде бы сажать не начали…
— А что, разве сажали? — задал вопрос он.
— Как это так? — не сообразил я.
— Да никого они не сажали, это все дискуссии неясно откуда! — уверенно произнес он.
— А вы деда собственного помните? — вдруг задал вопрос я. (До сего времени не усвою, как это меня озарило.)
— Нет, мать гласила, что крайнее письмо от него получила из Нагаевской бухты в 42 году…
(Нагаевская, точнее — Нагаева бухта в ужасной памяти миллионов. Сюда шли с Большенный земли пароходы с заключенными, тут начиналась для их Колыма.)
— А бабушку? — задал вопрос я.
— Тоже нет. Она погибла в ссылке, в Акмолинске.
(Под Акмолинском, сейчас город Нур-Султан, столица Казахстана, был АЛЖИР — Акмолинский лагерь жен изменников Родины.)
Разговор наш проходил без всякого политического, мировоззренческого накала. Тихий, размеренный.
— Ну вот, а вы гласите, что не сажали, — произнес я с неким удивлением в голосе.
— А я как-то не задумывался… — тоже опешил мой собеседник.
Наверное, не будь в его семье данной ужасной истории (которую он вычеркнул из памяти, «не задумывался»!), он бы со мной мог и по-другому говорить.
Естественно, просто сделать возражение: «Это личные случаи, они не дают общей картины!»
Тогда вот общая картина. По данным Левада-Центра, в 2019 году уровень одобрения Сталина побил исторический рекорд. Роль Сталина в истории страны положительно оценили 70% россиян, Практически половина респондентов готовы были оправдать репрессии сталинской эры. И «вклад старшего поколения» в общий хор «почтения к Сталину» — самый значимый.
Тогда о чем пишет Сергей Кузнецов? Называя собственный пост «манифестом поколения», кого и что имеет в виду? Лишь тех, кто делит его познания, мысли и чувства? Но ведь большая часть населения составляют те, кто «не понимает», о чем пишет Кузнецов, либо понимает, но «как-то не задумывается». Они все (мы) в возрастном измерении – русские поколения. И никакой в среднем (средняя температура по поликлинике) травмы у этих либо у этого поколения нет. Другое дело, что покорность, слепоту, бесчувствие и беспамятство можно считать последствиями жизни в тех исторических обстоятельствах.
Недозволено разглядывать люд только как жертву революции и коммунизма, сталинизма. Если гласить лишь о революционном и послереволюционном периоде, то ведь массы в праведном гневе шли убивать – во имя справедливости. А позже пропаганда воспитывала их малышей и внуков, внушала, что можно и нужно уничтожать остальных, тех, «кто не с нами», кто задумывается не так, как мы. Люд был и жертвой, и палачом. В 1956 году, опосля XX съезда КПСС, когда стране открыли ужасную правду о репрессиях, о грехах сталинизма, Анна Ахматова гласила: «Сейчас узники возвратятся, и две Рф взглянут друг дружке в глаза: та, что сажала, и та, которую посадили».
Интеллигентские рефлексии! Ничего не случилось. Поглядели. А может, даже особо и не смотрели, чего же там глядеть, не лицезрели, что ли, дело ведь обычное: сейчас ты, завтра — я. А кроме тех, кто сажал и кого сажали, было абсолютное большая часть – остальное население. И оно принимало происходящее как норму? Поэтому что если живешь в ЭТОМ, то ОНО так либо по другому становится нормой?
Хрущев высвободил страну от сталинского ГУЛАГа во всех смыслах. Горбачев — от диктата коммунистической доктрины.
Оба они – самые презираемые (а то и ненавидимые) правители в мировоззрении широких масс населения.
Неуж-то и по сей денек прав Пушкин, написав: «К чему стадам дары свободы?»
Сюжеты: Былое